
Пять лет назад в ночь с 8 на 9 марта я спал на раскладушке в больничном коридоре.
Спал уже вторую неделю под дверями палаты отца в инсультном отделении больницы.
У отца в этот раз не было инсульта, но узнал я об этом уже потом.
В палате было восемь кроватей, на всех лежали больные.
Отец был среди них самым тяжелым. До этого месяц назад его по-быстрому выписали из больницы.
Врачи поняли, что напортачили. Отец пришел сам в больницу лечь на профилактику.
А увозил я его из нее в намного худшем состоянии.
На следуюший день он упал и уже не смог подняться.
Две недели он был дома, я привлек заведующего неврологическим отделением из нашей поликлиники.
Она назначила ему лошадиные дозы уколов, как я потом понял, сама не зная от чего.
Отцу становилось все хуже. Но у него начались еще другие проблемы и скорая отказывалась его забирать в больницу.
В конце концов я настоял. Он попал в ту же больницу, 7-я харьковская, но в другое отделение.
Он уже лежал, не вставая, по ночам бредил.
Сука врачиха, которая его перед этим вела, когда ее вызвали для консультации сказала: "Ну да, чуть хуже, чем было".
Положив отца в больницу, я понял, что уехать домой я уже не смогу, нужно было все время быть рядом, менять памперсы, мыть, следить, чтобы он в бреду не упал с кровати, потом кормить через трубку, смазывать пролежни.
Я позвонил на работу, сказал, что все, я выпал неизвестно насколько, смотался домой, загрузил вещами машину, поставил ее под окнами больницы и поселился в коридоре. В палате жили круглосуточно жены других больных и они звали меня, когда отец проявлял признаки беспокойства. По утрам я складывал раскладушку и уносил ее и матрас в машину, вечером нес их обратно, на 4-й этаж больницы.
Через некоторое время пришлось отцу вставлять зонд и кормить его через трубку. Каждое утро я бежал в аптеку за кучей лекарств, которые вливали отцу. Лекарства вливали всем одинаковые. Периодически кого-то уезжал в морг. Это было заметно по койкам в коридоре, не все помещались в палатах. Еще вчера тут лежала сухонькая старушка, а сегодня ее уже нет. По коридорам ходили врачи с бездушными глазами и громко, так, чтобы слышали больные в палатах, жаловались на низкую зарплату.
И вот 8 марта я никак не мог заснуть из-за пьяных криков медсестер и нянечек, которые бухали всю ночь у себя в ординаторской за углом. Раза три за ночь менял памперсы и мыл отца.
А утром за окном вдруг пошел снег. Давно не было и вдруг пошел. Отец лежал у двери, у умывальника. Это было удобно, учитывая то, сколько раз его нужно было мыть за сутки. Но тут освободилась койка у окна и мне захотелось перенести туда отца. Нянечки стали возражать, уже не помню почему, но я был уже на пределе и сказал: "Мне плевать, я все равно его переложу туда". Приехал сын, мы вместе перенесли отца. Я сказал ему: "Смотри, идет снег", повернув его голову к окну. Глаза его были открыты, но понимал ли он в этот момент меня, я не знал. Потом сын уехал. Я померял давление отца, что делал постоянно. Оно оказалось неожиданно низким. Я забил тревогу. Отцу начали что-то колоть и вливать через капельницу, но давление продолжало падать. А потом я понял, что отец умер. Пришли равнодушные нянечки, сказали мне помочь им, мы приподняли отца на простыне и нянечки грубо брякнули отца на каталку и повезли его в морг. В углу плакала женщина, жена одного из еще живых больных.
Позвонил сыну. Сын предложил отвезти меня домой, но я сказал, что я сам. Молча собрал вещи, погрузил в машину и уехал домой.
На следующее утро врачиха сказала мне: "А мы знали, что он умрет".
Я ненавижу 8 марта. Как и равнодушных врачей.